В каждом человеке можно обнаружить и героя и труса

Редакция портала продолжает общаться с участника юбилейного книжного фестиваля «Красная площадь».  Сегодня  поговорим с писателем Борисом Губановым.

Ваша драма «Ленинградцы» – это больше художественная или документальная проза? Много ли расследований пришлось провести, чтобы написать книгу?

Художественная, но на основе автобиографических воспоминаний моей матери (тогда ещё очень молодой девушки, пережившей блокаду) и её второго мужа. Ну а дух пролога и эпилога хорошо знаком мне самому как ребёнку, родившемуся ровно через девять месяцев после снятия блокады и прожившему эти времена вполне сознательным.

Расскажите, как возникла мысль, что написать драму непременно надо? Ведь о страшных днях блокады написано немало. Или эта тема неисчерпаема?

Мне хотелось передать не только неприукрашенную атмосферу блокадного Ленинграда, но и лживость и нищету советской эпохи, а также цинизм, дух стяжательства и равнодушие современной. Контраст этих, казалось бы, в исторической перспективе недалеко отстоящих друг от друга времён подтверждает слова моей мамы о том, что во время блокады маски с людей были сорваны и граница между добром и злом проявлялась чётче.

Каково общее состояние современной русской военной прозы, на ваш взгляд?

Боюсь, что возвращаемся во времена страха и лжи.

Как решалась в вашей драме проблема героизма и проблема гуманизма? Можете привести примеры?

Явных героев в драме нет. В каждом человеке можно обнаружить и героя, и труса, и слепца, и честного, и мерзавца. Дело в пропорции. Самый, можно сказать, героический – Николай Иванович, в прошлом дворянин, книголюб, ценитель искусства, фанатично и гибельно для своего здоровья спасающий от сожжения в буржуйках редкие книги, теряет любимую жену, сгинувшую в чекистских застенках. Но его реакция на это – не протест, а покорность судьбе. Или другая героиня – сварщица Ильинишна – тоже своего рода фанатик – с одной стороны, самоотверженно теряющая зрение при ремонте танков на заводе, а с другой стороны – слепо пригревшая «социально близкую» аморальную девку Катьку и недолюбливающая всякую интеллигенцию. Кажется, что эти герои шаблонны, но жизнь лепила людей именно по шаблонам, особенно в то время. В душе они и были такими на самом деле.

Какой аудитории и читателю вы адресовали свою книгу? Кстати, разделяете ли вы мнение иных авторов, что военная проза – не для женщин?

Драма адресована думающей аудитории независимо от возраста и гендера. В ней ведь не про бои на фронте, а про жизнь простых обывателей в экстремальных условиях, трудновообразимых в настоящее время.

Важно ли для вас мнение читателей и критиков? Говорят, что назвать человека писателем могут лишь другие люди, но не он сам. Согласны ли вы с таким суждением.

Честно говоря, я написал эту драму просто как дань памяти о моей маме, которой и посвящена книга. Это её послеблокадный портрет на обложке. Поэтому мнение критиков для меня не особенно важно. Читать книгу, особенно драму, в наше время вряд ли кто будет, хотя, конечно, я лелею слабую надежду, что какой-нибудь театр когда-нибудь поставит эту пьесу (главное, чтобы не в современных декорациях и пиджаках!).

Профессиональным писателем, т. е. человеком, выдумывающим захватывающие истории, я и сам себя не считаю. Скорее, я летописец, недаром заслужил орден Летописца Нестора от издательства «Четыре»!