Литератор в научной среде и врач – в литературной

Сегодня у нас в гостях поэтесса Анна Кочарян. Родилась в Ереване, работает невропатологом. Мы поговорим о миссии писателя, статусе современной русской литературы, а также о том, как удаётся совмещать столь разные сферы деятельности – литератора и врача. 

Вы пишете на разных языках, занимаетесь переводами, имеете много публикаций. В чём, на ваш взгляд, заключается миссия писателя перед человечеством, то есть в глобальном масштабе?

Я не думаю, что у писателя есть некая глобальная миссия, и возлагать больших надежд, чреватых большими разочарованиями, на людей творческих профессий и призваний не стоит, хотя бы потому, что талант с благими намерениями не тождественны уму. Есть, конечно, поэты и писатели, которые считают своим долгом просвещать, наставлять и родину защищать, и многие, вероятно, с поставленной задачей вполне достойно справляются. Мне же это видится большим грузом.

Вообще, я думаю, что внешняя мотивация вторична для писательства. Мне, например, интересно рассказать о странствиях Одиссея с точки зрения его собаки Аргуса, а потом с точки зрения его жены Пенелопы, мне любопытно поставить себя на место пражского Голема, запертого на чердаке, или на место Ионы во чреве кита. Я хочу написать письмо Буратино от имени папы Карло, которого тоже проглотил кит. Вероятно, в чертогах моего разума живёт такой Моби Дик и в пространственно-временном континууме его чрева обитают Иона, папа Карло, Пиноккио и Синдбад-Мореход.

Есть классические сюжеты, которые будоражили моё воображение с детства, и я теперь их проговариваю в стихах на свой лад, становлюсь их частью и в каком-то смысле закрываю гештальты, если угодно. В то же время через эти сюжеты я рассказываю о своей тоске и о своём уединении. Косвенно же искусство и литература, в частности, позволяют нам переживать чувства и события, которыми нас обделяет или, наоборот, от которых уберегает жизнь. Если это можно назвать миссией, то вот она такая у писателя.

Бытует мнение, что современная русская литература потеряла в мире свой статус. Вы согласны с этим или у вас другая точка зрения на этот счёт?

Мне кажется, литература вообще потеряла тот статус, который у неё был в ХХ веке. Отчасти потому, что сегодня количество пишущих людей увеличилось и литературой называется всё то, что ею называться хочет. Это ни хорошо, ни плохо. Это данность. С другой стороны, произошёл определённый жанровый сдвиг: если до второй половины ХХ века основным жанром больших текстов был роман, то уже во второй половине популярным начал становиться автофикшн, который скорее чужд русской литературной традиции.

Но человеческий мозг устроен так, что ему нравятся истории в классическом смысле, знакомые сюжетные линии, сказки, поэтому сегодня, думаю, эпос снова становится актуальным.

В России часто говорят об отмене русской культуры на Западе. Пару дней назад меня на работе спросили, кого из русских писателей стоит почитать, если Достоевский и Толстой уже прочтены. А недавно мы обсуждали «Обломова». Немцам, как оказалось, очень нравится Гончаров. Вероятно, что-то где-то и отменяют, но я далека от гуманитарной среды и несколько вне этого контекста в принципе. В целом, мне кажется, слухи о том, что русская литература нынче не в почёте, сильно преувеличены.

У вас широкое поле деятельности и разностороннее образование. Поэтому не могу не спросить: вы сами кем себя считаете в первую очередь – писателем, переводчиком или врачом?

Переводчиком я себя не считаю вовсе. Как переводы, так и преподавание языков были просто источником денежных средств на карманные расходы во время студенчества. Многие однокашники дежурили по ночам или ассистировали хирургам, меня же околомедицинские подработки не привлекали совсем, да и выходить из комнаты лишний раз мне не очень хотелось. Я и сейчас иногда перевожу понравившееся стихотворение с одного языка на другой, а потом на третий, но это только ради развлечения или упражнения.

Я могу из кокетства назваться поэтом, конечно, но, чтобы это делать всерьёз, мне не хватает ни смелости, ни заслуг. Удобно, конечно, представляться литератором в научной среде и врачом в литературной: я, мол, просто посмотреть зашла, а на самом деле я поэт/доктор.

Пока что медицина занимает большую часть моего времени, поэтому я скорее врач. У меня даже есть диплом, поэтому это всё же факт. Но ни одна из этих ипостасей не может быть ответом на вопрос «кто я?». Чаще всего я просто Анна.

В последнее время я чувствую непреодолимую жажду единения с природой. Мне хочется работать с землёй, наблюдать за тем, как прорастают семена, как созревают плоды в ответ на мою заботу. Меня влечёт созидательный неторопливый труд. Вполне возможно, в будущем я буду называться садовником или огородником, и это будет правильно и хорошо.

Какая у вас связь с читателями? Общаетесь ли вы с ними? А когда пишете очередной текст, представляете своего читателя или не задумываетесь об этом?

Как я уже сказала, сочинительство для меня процесс очень интимный, исходящий из личных нужд и на их удовлетворение направленный. Конечно, мне приятно, когда мои стихи читают, когда они нравятся, когда мне об этом говорят. И тщеславие мне тоже не чуждо. Но похвала или отзыв читателя никогда не являются самоцелью стихосложения, и при написании текста я совершенно не задумываюсь о том, кто мой читатель. Я знаю, что количество их, читателей, невелико и что это люди разные. Я благодарна каждому из них за то, что они умеют разделить мои переживания, но пишу я всё же не для кого-то, а потому что мне так хочется.

Как вы считаете, женщине в первую очередь необходимо состояться профессионально, а затем уже в семье и в творчестве? Или одно другому не мешает?

Мне кажется, что есть общечеловеческая необходимость чувствовать значимость своего существования, такая «воля к смыслу» по Франклу, если хотите, которая позволяет мириться с бренностью мира и нас самих. Каждый выбирает по себе и для себя, в чём этот животворный смысл заключается. Поэтому за всех женщин и мужчин я сказать не могу. Мешает ли одно другому? Если только представить, что это выбор между тем или иным при прочих равных. Но ведь так бывает крайне редко. Обычно мы выбираем между тем, что у нас уже есть, и тем, что может быть, между настоящим и будущим, синицей в руках и журавлём в небе. И этот выбор не всегда очевиден.