05.12.2024

NEOКультура

Новости культуры и шоу-бизнеса

«Дон Кихот» в театре «У Никитских ворот»: Мы снова будем пить из озера приключений

«Театр «У Никитских ворот» можно поздравить с очередным успехом, – сказал обозревателю «Московской правды»  композитор и поэт Юлий Ким, побывавший одним из первых на премьере у Марка Розовского. – Судя по приему публики, да и по моему собственному впечатлению, новый трагифарс «Дон Кихот» – безусловно успех».

История странствий Алонсо Кехана, выбравшего себе звучное рыцарское имя «Дон Кихот», известна любому школьнику. Зрителям, которые попали накануне Нового года в театр «У Никитских ворот», конечно же, интересен не столько сам сюжет, сколько посыл, который народный артист РФ Марк Григорьевич Розовский заложил в свою постановку.

Марк Розовский придумал спектакль «с единственной целью – подчеркнуть, что человечность являлась и остается главным качеством  русской театральной культуры». А пронзительная мысль, повторяющаяся в спектакле рефреном о том, что «может только ненормальный сам себя поднять на крест», определила форму этого сценического действа.

Бедный идальго в глазах «приличного» испанского общества XVII века воспринимается юродивым дурачком. Но стоит вслушаться в слова этого нелепого, долговязого человека, и устоявшийся мир делает кульбит, меняя привычные точки опоры, становясь с головы на ноги.

– Я думаю о том веке, – говорит Дон Кихот своему оруженосцу Санчо Панса, – когда не было слов «мое» и «твое», не было золота, которое породило ложь, обман, злобу и корыстолюбие. Мечтание странствующего рыцаря в том, чтобы возродить этот сверкающий век!

Долговязый и худосочный Рыцарь печального образа в подаче артиста Станислава Федорчука в своих железных латах и забавном шлеме-тазике на голове аккумулирует весь пафос истинного правдолюбца. Образ сочится бесконечным комизмом и высокой поэзией одновременно. В Дон Кихоте Федорчука угадывается  философ, опередивший свое время на несколько столетий, и одновременно – ярморочный скоморох, осмеливающийся подсунуть правду-матку прямо под нос сильным мира сего. Принявший на себя копья насмешек знати, испытавший злобу тех, кто стоит ниже по социальной лестнице, этот Дон Кихот в итоге  оказывается несокрушимым богатырем духа.

– Вы считаете, что человек, странствующий по свету не в поисках наслаждений, а в поисках терний, безумен? – вопрошает герой, пристально вглядываясь в темноту зала. – Один, спотыкаясь, карабкается по дороге тщеславия. Другой ползет по тропе унизительной лести. Иные пробираются по дороге лицемерия и обмана. Я же заступался за слабых, обиженных сильными! Я шел на смертельную схватку, чтобы побить чудовищ злобы и преступлений! Вы их не видите нигде? У вас плохое зрение…

Вот так, прямиком – в зал, из-за такта – по спящим зрительским мозгам!

С этими самыми «чудовищами злобы  и преступлений», по сути – с бесами, которых в образе «серых теней» он один только и видит, Дон Кихот ведет непримиримый  бой. Враги же на пути в каком-то смысле лишь внешний отголосок этой духовной битвы.

Верным спутником Дон Кихота является Санчо Панса в исполнении великолепного Юрия Голубцова. С неизменным кружком копченой колбасы в кулаке, хитроватый и прагматичный, бегущий от сварливой жены Хуаны («она такая – хуана!»), Санчо пускается в путь в надежде на призрачное губернаторство.

Сцены столкновений спутников с враждебным миром решены изящно и современно, в этом Марк Розовский неистощим.

Так, например, в двух странствующих фигурах в мешковатых балахонах Дон Кихот, словно какой-нибудь древний пророк, прозревает злых волшебников. И хотя здравый смысл говорит Санчо, что это обычные монахи-бенедиктинцы, зритель скоро обнаруживает, что Рыцарь печального образа был не так уж далек от истины. Иначе чем объяснить, что люди, провозгласившие себя божьими слугами, выхватывают дубинки и словно воинственные черепашки-ниндзя бросают на дороге двух покалеченных ими людей?

Не менее эффектно решена и сцена стычки с шайкой погонщиков мулов, которые напоминают компанию гопников «в удобных тренировочных штанах». Ну или воинствующих скинхедов середины девяностых годов прошлого века, атрибутом которых являлись тяжелые хромированные цепи.

Зато сцены общения Дон Кихота с представительницами прекрасного пола комичны невероятно. Данная пьеса – настоящий подарок актрисам, обладающим актерской заразительностью и шармом, а таковых в театре Розовского немало.

Альдонсу Лоренсо, несравненную Дульсинею Тобосскую, играет Яна Прыжанкова, чудесное преображение которой из «старой, но еще девушки» в ослепительную красавицу происходит прямо на наших глазах.

Убедительны работы Евгении Львовой в образе племянницы Дон Кихота, и Анастасии Добрыниной – его ключницы. С каждой идальго связывают свои особые, «высокие» отношения.

Запоминаются сцены, в которых Дон Кихот попадает на постоялый двор и во дворец к Герцогу – вертеп «мирового зла». Маленькими деталями Розовский передает колорит Испании – богатой и бедной, сияющей и нищенской. Зритель погружается в вихрь зажигательных испанских танцев (балетмейстер Антон Николаев), оказывается ослеплен блеском костюмов знати (художник Ксения Шимановская), роскошь которых контрастирует с донкихотовской нищетой (и его же человечностью).

Сама испанская деревня благодаря задумке Розовского-сценографа символично обозначена плетнем и фрагментами изгибов дороги с валунами по краям (лабиринт нашей жизни и ринг – одновременно). А богатство интерьеров дворца Герцога (Валерий Шейман) и Герцогини  (Наталья Корецкая) подчеркнуто с помощью шикарного испанского веера, занимающего треть сцены.

Важной деталью является в постановке и световое решение. Евгений Братяков насытил объем всевозможными световыми комбинациями, разноцветными клубами пыли, взрезающими темноту зала лучами, достраивающими в нашем воображении пространство дорог, хижин, дворцов. Пройдя «измы» игр со светом, зритель «впадает в простоту, как в неслыханную ересь», по меткому выражению Бориса Пастернака.

Вообще, многие выражения и фразы в этом спектакле могут претендовать на роль афоризмов. Ну, например: «Болтовня в наше время даже государственного человека способна довести до виселицы!». Или: «Сердце мое чувствует, что вас снова будут бить. Берегите голову: она у вас полна умных мыслей!»

Мощным аккордом становится уничтожение бакалавром Сансоном Карраско (Денис Юченков) книги о странствующем рыцаре. Благодаря этому достойному ученому человеку (а все революции, как мы помним, инициировались именно достойными и учеными людьми) веселая книга на наших глазах превращается в унылый пепел.

Дружба «Ленкома»  и театра «У Никитских ворот» вылилась в привлечении к участию в «Дон Кихоте» ленкомовского пиротехника Константина Деревяшкина. Благодаря его усилиям создателям спектакля удалось акцентировать внимание на злободневном факте уничтожаемой классики – образе актуальном и  важном.

Но «Ленком» и театр «У Никитских ворот» сошлись не только на почве пиротехники. Марк Розовский, как «последний из могикан», в некоем смысле со своим «Дон Кихотом» принял эстафету от знаменитых захаровских героев – «Того самого Мюнхгаузена» и Волшебника из «Обыкновенного чуда».

Дон Кихот Розовского, как и они, призывает нас смотреть на явления жизни шире, честнее, выходя за рамки привычных воззрений. Смеясь над необузданными чудачествами идальго, мы неожиданно обнаруживаем в герое не просто бунтаря, но еще и просветителя, педагога, а может быть даже и наставника человечества. Вопреки здравому (с точки зрения этого мира) смыслу, Дон Кихот отправляется в опасное путешествие, выходя на бой против ветряных мельниц вероломного закона и сомнительной морали, он снимает шоры с наших глаз, предлагая взамен свободу.

«Если кто из вас думает быть мудрым в веке сем, тот будь безумным, чтобы быть мудрым», – учит нас святой Иоанн Златоуст.

Увы, жизнь показывает, что люди далеко не всегда готовы платить благодарностью за подобную свободу, предлагаемую мудрецами. Чем смелее человек опережает свое время – тем больше проблем у него возникает с аплодисментами и лестными отзывами, и тем больше его путь напоминает крестный. Об этом в спектакле тоже идет речь: «Может только ненормальный сам себя поднять на крест».

https://mospravda.ru/2023/12/18/713634/