У актрисы театра «Сфера» Виктории Захаровой этот год – юбилейный. Повод поговорить о творческом пути и немного о будущем.
– Виктория, где начало истоков вашей актерской профессии?
– Честно говоря, не знаю. В школе у меня была очень активная жизнь. В школьные годы в театре я была, наверно, раза три-четыре. Вообще не понимала, что такое театр. Но при этом всегда хорошо читала стихи. В школе была своя театральная студия, которая считалась вполне себе приличной. Я даже туда ходила пару раз, но так как я занималась гимнастикой, времени на нее мне совсем не хватало.
Еще помню, когда учились в школе, мы с подругой попробовали записаться в Народный театр во Дворце культуры имени Баранова в родном Омске. На просмотре решили прочесть что-то из Зощенко, я за мужика читала. Но нас выгнали оттуда со словами: «Идите-ка отсюда, девочки, вместе».
Так что я всю школьную пору занималась спортом, но, не знаю почему, всегда знала, что я буду поступать в театральный вуз. Надо мной все смеялись. Тренер по дзюдо считал, что я занимаюсь ерундой. Он говорил, что из меня выйдет очень хороший тренер-педагог, меня уже даже хотели взять на работу, так как я очень хорошо общаюсь с детьми. Все были заинтересованы в том, чтобы я поступила в Академию физкультуры. Я даже все документы туда сдала, уже меня там ждали.
Но я все равно поехала сдавать экзамены в театральный. Поступила не сразу. В первый раз я поехала на вступительные экзамены слишком поздно – в августе, когда все туры уже закончились. После этого целый год работала тренером по дзюдо. Во второй раз я была уже более осведомлена и приехала вовремя на туры. Заранее все расспросила и узнала. В Москве я тогда была проездом из Брянска, мы ехали с чемпионата России по дзюдо, и я решила пройти туры. Все мои знакомые и родные считали, что я не поступлю и сразу вернусь в Омск. В итоге меня готовы были взять и в ГИТИС, и в «Щепку» (ВТУ им. М. С. Щепкина. – Н. Д.) Но мой выбор пал на «Щепку». Почему? Наверное, потому что Ольга Николаевна (Соломина, старший преподаватель курса Ю. М. Соломина – Н. Д.) меня очень сильно полюбила. Педагоги считали, что я была как «чистый лист бумаги». И это хорошо, ведь на белом листе всегда написать лучше, чем зачеркнуть то, что написали другие.
С моим поступлением была связана очень длинная, веселая история. Я даже не знала, что такое монолог, не знала, куда девать руки при чтении стихов, и даже сначала спутала педагога Харченко Сергея Васильевича в «Щепке» с самим Щепкиным, чей памятник стоит во дворике. И все время удивлялась, как это ему еще при жизни уже поставили памятник? На одном из туров, нас было 5 мальчиков и 5 девочек, был сам Юрий Мефодьевич Соломин. В подготовительной бумаге было написано, что на одном из туров возможны физические занятия. Я подумала, что имеются в виду тренировки и пришла в оранжевом спортивном костюме, потому что 90-е годы в Омске это было модно. И вот меня встречает старший преподаватель курса Ольга Николаевна Соломина и спрашивает: «Ты действительно шла так по Москве?» Я говорю: «Да, а что?»
Дело в том, что я тогда очень любила носить спортивные костюмы, так как занималась спортом. Я совершенно некомфортно чувствовала себя в платьях, так как тогда была жутко косолапая. Единственный раз, когда я надела платье, был на школьном выпускном.
И вот Юрий Мефодьевич видит меня и спрашивает: «Что это ты пришла сюда в спортивном костюме? У тебя, наверно, ноги кривые». «Нет», – говорю, «У меня прямые ноги», а сама про себя думаю: «Ну начинается, сейчас меня будут раздевать догола!» Я тогда наслушалась страшных историй об актрисах.
Он посмеялся и говорит: «Ну, что у тебя есть, показывай!» У меня было одно стихотворение, которое, как оказалось, читают все, но я не знала. Затем у меня был отрывок из «Алых парусов», с которым я на каком-то литературном конкурсе победила. И басня. Что такое монолог – я не знала. И вот он меня поставил и давай при всех ругать. Да ты такая сякая, да как тебе не стыдно, да ты у мамы-папы деньги взяла, прилетела, и ничего у тебя нет. Я стою вся красная, у меня уши пылают, и думаю: «А какое вообще право он имеет меня отчитывать?» Я говорю: «Ну ладно, я пошла». А он говорит: «Куда это ты пошла со сцены? Стой!» Я ему отвечаю: «Ну, во-первых, я не на мамины с папиными деньги приехала, а с соревнований. Во-вторых, я уже год работаю и приехала на свои деньги». Ну и все. А он говорит: «Подожди-подожди, а кем это ты работала?» Я говорю: «Тренером по дзюдо». А он говорит: «Да ладно! Врешь! Докажи!», и потребовал показать приемы на мальчиках. Я сказала, что никого бросать не буду. А он говорит, мол, я тоже могу сказать, что я чемпион мира по штанге. Я все равно отказалась, и так продолжалось минут сорок. Насколько я понимаю, в зале в это время все надо мной смеялись, но для меня это был очень серьезный вопрос. В итоге он меня «раскрутил». Четверых мальчиков я бросила, при этом я их всех заранее предупреждала, мол, ты будешь падать назад, ты – вперед, чтобы они руки-ноги не выставляли, пол-то деревянный, можно сломать. Делала все очень плавно и осторожно, совсем не страшные броски. А последний мальчик сам занимался спортивной гимнастикой. Это был Генка Лернер, он потом в ГИТИС поступил. Он был очень сильный и крепкий, спутал мне ноги, и вот с ним я не справилась.
В общем, никаких истоков у меня не было. Я просто знала, что буду поступать в театральный. Конкурс был, кстати, в тот год 120 человек на место.
– Вы служите в театре «Сфера», с чего начинался этот союз?
– В театр «Сфера» я даже не собиралась идти. Я вообще не знала, что это за театр такой, и ни разу в нем до этого не была. Юрий Мефодьевич договорился с руководством Русского драматического театра в Литве, и мы должны были вшестером с однокурсниками ехать в Вильнюс. Там на меня должны были поставить три спектакля: «Макбет», «Гроза» и еще какой-то. Я должна была играть ведущие роли, таково было условие.
Я никуда не показывалась, так как знала, что еду в Литву. Но моя однокурсница Наташа Жук захотела в «Сферу», она-то в отличие от меня знала, что такое «Сфера». Голос у нее был не очень сильный, и ей для работы нужен был более-менее камерный театр. Она меня попросила помочь показаться в «Сферу». И мы пошли с ней в театр вместе с Витькой Низовым. На просмотре Екатерина Ильнична (Еланская, основатель театра – Н. Д.) спросила меня, мол, почему я не показываюсь. Я все рассказала ей, как есть, что мы едем в Литву. Но она все равно предложила мне походить к ней на репетиции. Я поехала в Вильнюс, узнала, что это за театр, в котором актеры играют полуголыми на сцене, поняла, что это не мое и вернулась в Москву. Кстати, все наши впоследствии тоже ушли из этого театра. Так я оказалась в «Сфере».
– Есть ли любимые роли, которые вы играете в театре?
– Все мои роли – любимые. Но были и несколько менее любимых ролей, которые я просто не понимала. Мне есть с чем сравнить. У нас были настолько мощные и потрясающие спектакли, например, «В лесах и на горах» в постановке Екатерины Ильничны, после которого все зрители из зала выходили в слезах. Все они вместе с нами проживали целую жизнь. У меня в этом спектакле была совершенно небольшая роль, но так как я очень сильно любила этот спектакль, также как и все, эту роль я очень любила. Если ты не понимаешь спектакль или свою героиню, то и любить их не за что. А если ты понимаешь свою героиню, сопереживаешь ей, то и любишь.
– Если оглянуться назад, что бы вы хотели изменить в своей творческой биографии?
– Если оглядываться назад, то я бы не только в творческой биографии что-то изменила, но и в жизни в целом. Было очень много лишнего в жизни. Глупая я была, стремилась жить, куда-то нестись, заводила бурные романы, а надо было серьезнее заниматься профессией. И еще одна проблема – я стеснялась просить роли, никогда не могла позволить себе такого, я не могла перешагнуть эту черту, а надо было просить. Не то чтобы выпрашивать, рыдать, а надо было просто высказывать свое желание, давать знать режиссеру, что я очень хочу эту роль. А я молчала из чувства неловкости, чувства стыда, а надо было говорить и доказывать.
– Что вы считаете важнее для актера – талант или профессиональные актерские навыки?
– Конечно, прежде всего, должен быть талант. Он включает в себя многое, в том числе актерские данные, сценическое и человеческое обаяние. Даже не красота, а именно обаяние. Актер должен быть мощным энергетически, чтобы держать весь зал. При этом талант и профессиональные навыки друг друга не исключают, только улучшают. Должно быть и то, и другое. Но талант должен быть прежде всего. Это либо дано, либо не дано, к сожалению. А вот если ты талантлив и знаешь, как говорил Юрий Мефодьевич, семь нот, как музыканты, то это только помогает тебе в профессии. А профессия у нас жестокая.
– Ваша дочь Глафира участвовала в постановке ко Дню Победы. Вы хотите ей актерскую судьбу или она сама, когда вырастет, будет выбирать профессию?
– У меня есть еще старший сын Егор. Он у меня просто красавец. У него все данные героя – модельная внешность, рост 180 см, голос. Но он никогда не хотел стать артистом, даже не стремился к этому, несмотря на то, что и папа у него тоже был актером «Сферы» (Александр Точильников. – Н. Д.) Он всегда считал, что «выворачивать себя наизнанку» – это не его, ему это не надо. Он очень спокойный внутренне. Он совсем не артист, несмотря на все внешние данные. А Глафира – ее со сцены не утащить! Так случайно получилось, что она попала на концерт ко Дню Победы в прошлом году. Я тогда пришла на репетицию в театр вместе с Глафирой, сидели какое-то время в гримерке вместе, а ее крестная, актриса театра Валентина Абрамова, в это время уже репетировала на сцене. В какой-то момент я потеряла Глашу из вида, кажется, я пошла мыть руки, и тут понимаю, что она куда-то пропала. Оказывается, она зашла в зал на репетицию. Когда я ее нашла, она уже стояла вместе с Валентиной на сцене и пела ее песню. Так она в прошлом году стала участницей концерта, на котором она спела один куплет. В этом году, когда готовились к концерту на 9 мая, Александр Викторович (Коршунов, главный режиссер театра – Н. Д.) спрашивает: «Глафира-то будет выступать?», а Глаша всегда готова не то чтобы песни петь, а главные роли играть! У нее в своем таланте нет никаких сомнений. В итоге ей дали два куплета из моей песни. Когда мы пришли домой после репетиции, она меня спросила: «А почему мы вдвоем поем одну песню? Я могла бы и одна спеть!» Я ей начала объяснять, что это решение режиссера, что нельзя перечить ему, а то заменят. Она поняла и приняла. На генеральной репетиции я немного переволновалась и случайно начала петь куплет, который должна была исполнять одна Глафира. Она не растерялась и тут же второй свободной от микрофона рукой дала мне понять, что это вообще-то ее куплет. В общем, в себе Глафира не сомневается. И у нее есть тот самый актерский талант от природы. Тебе это дано или не дано. Ты или поцелован богом или нет. А еще она никогда не показывает своего страха перед сценой. Я это поняла в прошлом году. Концерт прошел просто замечательно, буря аплодисментов, люди чуть ли не на люстрах, Глафира учла все замечания режиссера и исполнила свою партию на отлично. Но после концерта, уже перед сном, она мне призналась, что она очень сильно боялась выхода на сцену перед зрителями. Но при этом она не показала этого никому и выложилась на сцене по полной. Она не зажалась, она просто сделала свое дело. В ней есть все задатки актера.
Что касается меня, я никогда на своих детей не давила. Я считаю, что каким бы делом ты не занимался, нет большей муки, чем работать на нелюбимой работе, это каторга. Поэтому что они выберут – пусть тем и занимаются, главное, чтобы это было для них в радость, в удовольствие, и тогда они будут счастливы.
– Ваша любимая роль в кино? Где вам сложнее работать – в кино или в театре?
– Мне практически нечего рассказывать о кино. У меня были эпизоды в фильмах и сериалах, но говорить о них нечего. Я не могу сказать, что я люблю кино, особенно наше российское. К сожалению, я не считаю случайность гениальностью. У нас в кино все снимается очень быстро, без репетиций, а мне интересен процесс поиска, точность, глубина характера. Сейчас в кино мало кто любит процесс поиска и репетиций, все нужно быстрее, и получить свои деньги. Очень мало режиссеров, которые умеют работать с актерами, а с актерами надо работать. Поэтому я не могу сказать, что я влюблена в кино и хочу сниматься в фильмах. Конечно, там хорошие деньги, но я в эту профессию шла не ради денег. И кино платит мне тем же (смеется). Но может быть все еще сложится в более зрелом возрасте, и попадется хороший режиссер, который предложит хорошую роль.
По поводу, где сложнее в театре или кино – везде свои нюансы. В кино нужно быстрее запоминать текст, в театре нужно больше тратиться на игру, потому что в кино, если ты не можешь сыграть свою сцену, то повернут тебя спиной к камере, включат трагическую музыку и все, ничего не надо играть. В театре тебя видно со всех сторон, ты никого не можешь обмануть. В театре вообще сложно обмануть, так как ты как на ладони. В кино же нужны более сложные профессиональные или технические навыки – нужно знать себя лучше, свою «рабочую» сторону лица, быстро запоминать текст и правильно подавать себя.
– И, конечно, о творческих планах в ваш юбилейный год.
– Мне сложно говорить об этом. Это больше вопрос к главному режиссеру театра. Он обещал и мне, и Глафире дать роли. Я очень этого жду, потому что давно уже не получала серьезные роли. Но это произойдет только после премьеры «Трех Юриев» в новом сезоне. Еще один режиссер, Мария Аврамкова, обещала восстановить наш старый спектакль «Колокола». Очень хотелось бы, чтобы мы доделали «Колокола», потому что это спектакль о вере, православии, людям сейчас это нужно. За что нам еще в наше время держаться, как не за любовь и не за веру?
Другие новости
Достоевский на сцене Театра Гоголя
Шотландский балет сделает Золушку темнокожим мужчиной
В Москве завершился XII Международный фестиваль театров кукол им. С. В. Образцова