Последняя на данный момент пьеса Тома Стоппарда «Леопольдштадт» поставлена в России впервые. На сцене Российского академического молодежного театра (РАМТ) ее представил со своей командой худрук Алексей Бородин.
Культовый британский драматург сотрудничает с РАМТом на эксклюзивной основе, именно здесь впервые была показана россиянам его грандиозная трилогия «Берег утопии», после чего имя Стоппарда прочно увязывается с репутацией автора, пишущего прежде всего про «приключения идей». Но «Леопольдштадт» — нечто совсем иное. Это автобиографическая семейная сага длиной в 55 лет, которую Стоппард написал в 2019-м в возрасте 81 года (сейчас драматургу 85).
О том, что он еврей, британец Стоппард узнал поздно, в середине 90-х. Его биография сама по себе напоминает квест: родившийся в чешском городе Злин в 1937 году, Томаш Шраусслер (так его тогда звали) был вывезен родителями из-под немецкой оккупации в Сингапур. Но после нападения Японии семья была вынуждена эмигрировать в Индию. Отец погиб, а мать вышла замуж за англичанина Стоппарда, который усыновил ее детей, дал им, уже в Англии, хорошее образование.
Однако зов крови, интерес к корням в конце концов проявил себя. Впрочем, документалистикой пьесу Стоппарда назвать нельзя, скорее это — автофикшн, где в сочиненную историю еврейского клана преуспевающего фабриканта из Вены Германа Мерца автор вплетает мерцающими нитями свои детские воспоминания, а также воспоминания его уцелевших родственников.
Крутится сцена, суетятся в предпраздничных хлопотах члены огромной семьи: дети вместе с мамой наряжают елку, барышни делятся любовными секретами, мужчины спорят о политике… Здесь не разобрать, кто кому брат, да они и сами порой путаются в родственных хитросплетениях. И когда чей-то малыш водружает на вершину рождественской елки не вифлеемскую звезду, а звезду Давида, это вызывает лишь дружелюбные улыбки: ведь сам глава клана — выкрест, женившийся на австрийке-католичке, а их сын на одной неделе принял и обрезание, и крещение. Что, впрочем, не мешает всем этим католикам с удовольствием ждать седера.
На прозрачной кисее аванзанавеса высвечиваются цифры: 1899. В Вене — расцвет всего: наук, искусств, свобод. Венская опера, венский вальс, венское пирожное, венский психоанализ. Если порыться, то еврейское участие в этих брендах можно легко обнаружить.
Но мелькают цифры календаря, и вот уже 1924 год являет нам совсем иную атмосферу. Что-то неуловимо изменилось. Вроде бы все то же: суетится родня в ожидании резника — очередному малышу предстоит важная операция, к главе дома приходит юрист фабрики, которого принимают за доктора. Возникает забавная путаница: юрист просит нож для обрезания сигары, в крайнем случае, говорит, можно и откусить, а мать малыша при этих словах едва не падает в обморок… Впрочем, знаменитые стоппардовские шутки на грани фола и его тонкая ирония в этой пьесе не столь очевидны. Ирония скорее горчит, высвечивая людские иллюзии: вечная надежда на лучшее, так понятная в тревожные времена («ведь хуже быть уже не может») зачастую оборачивается, как в том парадоксальном анекдоте, позицией неутомимого оптимизма: «Может! Может!»
И худшее наступает: цифры 1938 на занавесе-кисее разбиваются, как осколки стекла — так треснуло время, разбив жизни многих венцев после ночи нацистских погромов.
Замечательна работа художника спектакля Станислава Бенедиктова, для которого эта постановка стала последней. Густонаселенная людьми и изящными вещицами (красивая мебель, рояль, наряды), сцена постепенно словно усыхает, суживается — стаскиваются в один угол элегантные этажерки и комодики (ведь квартиру уплотняют, а после и вовсе выгоняют ее обитателей — кого в гетто, кого в концлагерь, кого в эмиграцию). К финалу — 1955 год — перед нами лишь голые стены и трое персонажей, одни уцелевшие из всей большой родни. Ставший истинным британцем молодой Лео (Иван Юров) — очевидная реинкарнация самого Стоппарда. Истеричный, переломанный судьбой Натан (Александр Деветьяров) — тот самый малыш, которому в 1924-м делали обрезание. И американка Роза (Мария Рыщенкова), ставшая в Новом свете популярным психоаналитиком. Кстати, Зигмунда Фрейда тут поминают часто. Собственно весь спектакль — это попытка проанализировать коллективное бессознательное, хотя термин этот ввел Юнг, а не Фрейд. «Леопольдштадт», к слову сказать, район Вены, где издавна селились представители еврейской общины.
Люди умирают дважды. Второй раз, когда забывают их имена в семейном альбоме
Остро-иронично обыгрывает Стоппард и пресловутое еврейское умение из любой неприятности вырезать фрагмент успеха. Так, Герман Мерц (отличная актерская работа Евгения Редько), вспомнив о мимолетном романе своей жены-католички (Виктория Тиханская) с истинным арийцем Фрицем (Даниил Шперлинг), устраивает сыну справку, что он — плод этой связи, то есть отнюдь не еврей.
«Кто бы мог подумать!» — ахает его свояк Эрнст (Александр Гришин). «Я», — с достоинством хитроумного шахматиста парирует Герман. Превратить оскорбительный адюльтер в выгодный гешефт и впрямь редкостное умение, когда речь идет о жизни и смерти.
Этот спектакль можно прочесть как историю холокоста на примере одного семейного рода. А можно — как историю памяти. Как справедливо замечает одна героиня, люди умирают дважды, второй раз — когда забываются их имена в семейном альбоме. Но режиссер спектакля Алексей Бородин утверждает: «Я смотрю на эту историю шире: это трагедия меньшинства, которое всегда раздражает большинство и всегда ему проигрывает. А еще это размышление о том, как каждому из нас жить в изменяющемся мире, выдерживая все перипетии, не теряя себя и своих корней».
Премьера прошла в рамках фестиваля «Черешневый лес».
Другие новости
Театр Наций представил премьеру «Последнее лето» с Пересильд и Смеховым
В Санкт-Петербурге пропал режиссер БДТ Александр Никаноров
Путин заявил, что пытающиеся «отменить» русскую культуру обкрадывают сами себя