25.04.2024

NEOКультура

Новости культуры и шоу-бизнеса

ЧТОБЫ ВНУКИ И ПРАВНУКИ ХОТЬ ЧТО-ТО УЗНАЛИ О ПРОШЛОМ

Беседу с писателем Ахановым Александром Ивановичем провела редактор издательства «Четыре» Мария Александрова

Аханов Александр Иванович, 21 ноября 1945 года, родился в семье директора геленджикского краеведческого музея Аханова Ивана Ивановича в городе Геленджике. В составе Тюменской пожарной роты 29 полка химической защиты, участвовал в ликвидации последствий взрыва Чернобыльского реактора (22 мая – 18 августа 1986 года).

Создал первый в Сибири союз «Чернобыль» и год был его председателем, за что и был наказан «товарищами по несчастью»: Не делай добра и тебе не аукнется. Описал этот процесс в книге «Чёрная лаванда.  «20 лет спустя».

В качестве специального корреспондента газеты «Тюменская правда сегодня» и в качестве корреспондента газеты «Тюменские известия» совершил четыре поездки в Чеченскую республику в 2001–2005 годах.

Член Союза российских писателей, член Союза журналистов России. Автор семи книг: «Чёрная лаванда», «Чёрная лаванда. 20 лет спустя» и «На той стороне – солнце!» о Чернобыле, «Луна над Грозным» о событиях марта 2000 года, «Сказание о брате Кавказе и сестре его Руси» о чеченцах-аккинцах, «Дурман дальнего плавания» о наркотиках, вине и табаке, «Дверь в чистое поле», фантастическая повесть, цикл рассказов о Карской экспедиции (пос. Харасавэй) в сборнике «Голоса Сибири», Кемерово.

Около двухсот различных публикаций в  СМИ. Одна в журнале «Карелия» на финском языке: разыскал дневник участника «Ледяного похода» генерала Корнилова, ростовского студента Евгения Митченко, далее, участника советско-финской войны. 

Александр Иванович, расскажите, как пришли к писательству? У кого учились?

В литературу  «идти» собственно не собирался. Но как-то году так в 1960-м (мы тогда жили в Кабардинке) к отцу приехал друг детства Георгий Филиппович  Шолохов-Синявский и подарил книгу «Волгины». Меня тогда очень удивило слово «согбённые», речь шла о немецких автоматчиках. И я позже сказал отцу, что это неправильно! Он засмеялся и сказал, что нужно больше читать, и подарил большущий сборник стихов Маяковского (как я гораздо  позже понял, в свою очередь подаренный отцу матерью Владимира Владимировича, приезжавшей в Геленджик, в бытность отца директором краеведческого музея).

Несколько  позже я нашёл слово «согбенный» и в других источниках, и вот тут-то и «поехало…» Тем более что отец тоже был не чужд литературе, в тридцатые годы печатался в журналах «На подъёме» и «Молодость» (Ростов), затем написал книжку рассказов для детей «Бурочка», путеводитель по району «Геленджик и его окрестности»  и сколько-то там рассказов в местной прессе.

Какая литература вас сформировала?

  Читать я начал рано, с четырёх лет, но что-то понимать начал после книг Джека Лондона, О.Генри, Джерома К.Джерома, Карела Чапека, Ярослава Гашека и Чехова.

Писать начал с подвига. Тот самый Чернобыль (а позже Чечня). Поскольку с самых первых минут «призыва на ликвидацию» и тут и там всё было поставлено с ног на голову. И враньё высокого начальства, хорошо видимое нам, ликвидаторам, сразу «прорезало тему». И начал я писать прямо во время  работы, и те две  записные книжки, до сих пор сохранившиеся, носил всё время с собой, ибо они вызывали интерес у «партийной части» полка, но поскольку я сам был членом КПСС, то им ничего не обломилось.

У вас издано несколько книг. А какая книга – ваш самый «трудный» ребёнок?

Процесс написания меня никогда не затруднял (как и жанр). Затруднял процесс издания. К примеру, Тюменская писательская организация, в которой я состоял как «молодой» лет пятнадцать (без членского билета), к «Чёрной лаванде» написанной прямо в чернобыльской зоне отнеслась прохладно. «Ты там… посмотри… сыровата… потом подумаем…» (Название книге дал писатель Станислав Мальцев, изначально книга называлась просто «Лаванда», потому что, когда наш  29 полк химической защиты работал/служил в Зоне, по радио  несколько раз в день и на разных диапазонах звучала песня «Лаванда» в исполнении Софии Ротару  и Яака Йоалы.) 

Это при том, что я вполне возможно первый и единственный тогда в Западной Сибири, если не вообще в стране, написавший «по горячим следам». Это при том, что они, «инженера душ человеческих», печалились в прессе о происходящем в Зоне и призывали, призывали обратить внимание на чернобыльцев! Это при том, что я (точно!) первый в стране привёл список ДСП о 945 чернобыльцах и переселённых, но он никого не заинтересовал! Но вот Алексиевич  «инженеров» заинтересовала…

Единственный смелый тюменский  редактор тогдашней газеты «Согласие» Константин Чусов  опубликовал сокращённый вариант книги. Единственный писатель, отозвавшийся на публикацию, был тюменец Аркадий   Захаров. 

В итоге книгу я издал на свои деньги через десять лет по написанию. Она и тогда была к месту, но ни единого отзыва от писателей не было. Ни единого…

Затем была книга «Луна над Грозным», о событиях марта 2000 года. «Порядок» в республике  везде был подобный чернобыльскому, только тут стреляли и взрывали. Правда, книгу слегка «подрезали» не то «спецы», не то  издатель Юрий Мандрика, но она вышла и тоже первая в Западной Сибири, написанная не журналистом. Между прочим, я был первым из писателей, рассказавшем о том, что к гибели в районе «Собачёвки» Сергиево-Посадского ОМОНа, милиционеры из Чеченского РОВД, на которых тогда «вешали всех собак» (каламбур получается) не имели прямого отношения. И — как всегда, записанное мною видеоинтервью и затем размноженное в Тюмени для передачи в «высокие инстанции» никого не заинтересовали! Ни тюменское ТВ, ни уральское, ни московское ТВ-6… Плёнка ВХС  сохранилась до сих пор.

Система книгоиздания постоянно меняется, что нравится и не нравится в современной? Что бы вы поменяли?

Сегодня главное то, что можно при наличии финансирования легко издаться. Плохо то, что рынок завален совершенно бездарными произведениями, как выражаются любимые мною латиняне: Arena sine calce — песок без извести. Но с другой стороны, если посмотреть внимательнее, людям ведь многим хочется высказаться, а где тебя выслушают без того, чтобы не вцепиться в волосы при случае? А с «третьей стороны» иногда думаю о цензуре. Ограниченной настоящими специалистами-лингвистами и прочими  языкознаями широкого профиля, потому что когда начинаешь читать некоторые современные произведения и (особенно!!) стихи хочется выдать ругаться.

Что в Тюмени, что в Москве, что в Катайске, где я больше времени и живу на даче, ответ на замечания типа: «Ребята! Девчата! Вы Некрасова читали? Фета издали видели? Маяковского? Брюсова? Пушкина, в конце концов?!!» Ребята и девчата отвечают (особенно в Катайске): «Нас учить не нужно! Мы сами знаем, как писать!»

Расскажите о творческих планах

Написанного очень много! Полагаю, хватило бы на десяток академических томов: О Севере, о Казахстане, о Чернобыле и его последствиях, о Чечне, о тюрьме, о подпольном оружейнике, о космосе (нечто вроде фантастики). Надеюсь на случай: вдруг да успею что- то издать д отлёта «к верхним людям» как выражаются ненцы. Чтобы внуки и правнуки хоть что то узнали о прошлом. И так, к слову.

Когда-то в Урус-Мартане во время обстрела села Комсомольского ко мне пришли три очень серьёзных молодых человека, нужно полагать, издалека. Поговорили «за жизнь» и все три  оставили рукотворные пожелания в моей записной книжке, главным из которых было: «Да поможет Аллах всем писателям!»