Номинация «Оперетта/мюзикл» «Золотой маски» в этом году сильнее обычного. Интересно показали себя и Новосибирск («Великий Гэтсби»), и Пермь («Три товарища»), недосягаемым шедевром выглядит «Кабаре» Театра Наций. Завершающим аккордом фестиваля стала «Маленькая серенада» Свердловского театра музыкальной комедии, и она вновь смешала карты: выбор лучших будет трудным.
В основе мюзикла Стивена Сондхайма фильм Ингмара Бергмана «Улыбки летней ночи», который, в свою очередь, ссылается на «Сон в летнюю ночь» Шекспира. Водевильная канва о трех парах, где каждый влюблен не в того, с кем связан, обрела чеховскую мерцательность чувств, обросла рефлексиями. Импрессионистична партитура, построенная на вальсовых вихрях, в ней можно услышать отзвуки Равеля; оркестр камерный, «интимный», чувственный. И разумеется, прозрачность Моцарта, к которому апеллирует оригинальное название A Little Night Music.
В Екатеринбурге это оценили, оркестр Бориса Нодельмана филигранно передает тончайшие вибрации музыкальной «ткани особой выделки», а художники Игорь Нежный и Татьяна Тулубьева воссоздают элегию почти чеховской усадьбы — тихого омута, где черти водятся. Под озерной гладью спектакля гуляют вольные стихии чувств, снося барьеры того, что ханжи зовут светской моралью. Когда-то между актрисой Дезире и адвокатом Фредриком пылала любовь, но руку она отвергла, и теперь с горечью вспоминает ошибки юности и не так прожитую жизнь, отданную сцене. Новая встреча породила новую вспышку былой любви…
Номинация «Оперетта/мюзикл» в этом году необычно сильна. Жюри фестиваля окажется перед трудным выбором
На Сондхайме поверяется мастерство театров. Его музыку чем больше слушаешь, тем больше в нее влюбляешься. Для «легкого» жанра она сложна и требует утонченного вокала («Маленькую серенаду» часто ставят оперные труппы). Все построено на контрапункте, взаимодействии параллельно развивающихся мелодий. Стивена Сондхайма у нас по-настоящему не играли, екатеринбургский театр первым обратился к «Маленькой серенаде». Спектакль начал ставить выдающийся режиссер Кирилл Стрежнев, потом тяжело заболевшего худрука заменил молодой Филипп Разенков, принявший этот пост после ухода Стрежнева. Доля вклада каждого в режиссуру спектакля — тайна театра.
Все здесь окутано флером воспоминаний, все кружится в прихотливых ритмах, музыка обволакивает зал чувственным трепетом. Но по бокам сцены две громоздкие театральные ложи снижают поэтику до трюизма: мир — театр. Есть даже подобие древнегреческого хора, он представлен комедиантами со свечами в диадемах. Условность сценических приемов контрастирует с почти мхатовской прозой рутинных переживаний — еще один контрапункт спектакля. И есть совершенно водевильные ситуации, где публика заходится от хохота. Эмоциональные контрасты, перепады от комических сцен типа «любовник под кроватью» к легкому цинизму умудренной жизнью м-м Армфельдт, поучающей маленькую внучку, как даме следует обращаться с мужчинами, и к элегии сломанных судеб, завершающейся тем не менее тотальным хеппи-эндом.
При всем артистизме и тонкости выделки спектакль мне показался чуть слишком серьезным, есть легкий перебор с экзальтацией — особенно у Хенрика (Роман Березкин, делающий из влюбленного богомольца вариант истерикующего Чацкого). Более точно поймала нужную интонацию Надежда Басаргина (м-м Армфельдт). Это один из самых многоплановых образов — старуха, уже смотрящая в глаза смерти, и каждый ее монолог — как завещание. Правда, в спектакле она менее всего старуха: м-м Армфельдт играют актрисы, что называется, в самом соку, и омрачать любовную катавасию грустной темой ухода авторы спектакля не хотят. Но в результате мюзикл лишился прекрасного, печального, философского финала — как финала жизни и ее апофеоза. Концовка вышла поэтически возвышенной, но невнятной.
Дезире играли такие звезды, как Джуди Денч или Кэтрин Зета-Джонс. Ее знаменитый музыкальный монолог Send In the Clowns — горестное признание самой себе о тщетности иллюзий, не давших счастья — написан для драматической актрисы и не требует вокального блеска: глубина чувства в музыке выражена лаконично. Татьяна Мокроусова здесь очень хороша, умна и проникновенна: при взрывной силе чувств они у Сондхайма не случайно выписаны прозрачной акварелью, их северная аскеза — еще один повод для самоиронии, а чувство достоинства, о котором поет Дезире, — ключевое. Но в целом самоиронии, на мой взгляд, не хватает во многом выдающемуся спектаклю — иронии, снабжающей каждое движение, слово, невинный жест искрящим, как бикфордов шнур, юмором.
А вот ролью Фредерики, 13-летней дочери Дезире, театр положил на обе лопатки известные мне постановки. Роль непроста, вкупе с бабушкой внучка исполняет обязанности резонера, и ее обычно изображают травести — умелые, но очень зрелые. В уральском спектакле актриса почти ее ровесница — Маша Люкшина предельно органична и в драме, и в довольно сложном вокале. Один из ярких гротескных образов — граф Малкольм у Андрея Опольского: зычный гусар с двумя извилинами, вписавший любовные похождения в служебный график и солдафонской напористостью оттеняющий пастельную интонацию элегантного спектакля. Впрочем, как всегда в этом театре, универсально одарен весь актерский ансамбль от солистов до балета и хора, способного многим музыкальным театрам дать мастер-класс: в зале слышно каждое слово.
…Остались считанные часы до вердикта жюри. Ситуация, когда компромиссным будет любое решение.
Другие новости
ПСИХОДЕЛИЧЕСКУЮ ОПЕРУ «МАМЛЕЕВ» ВЫПУСТЯТ В ТЕАТРЕ «ПРАКТИКА»
В ПЕТЕРБУРГЕ СТАВЯТ ПСЕВДОБАЙОПИК О МЕЙЕРГОЛЬДЕ
Старейший национальный театр России приехал на «Большие гастроли» в столицу Башкирии